Граф соллогуб и туровское имение. Прогулки по подмосковью

March 23rd, 2015

Жила я неподалёку и поэтому часто ходила по этой улице, которая в те времена называлась улицей Воровского. Иногда бывала и на популярных в то время встречах в Доме литераторов и Доме архитекторов. Но как-то не очень задумывалась об истории аристократических особняков, расположенных на этой улице. А вот теперь пришёл черёд узнать о давно знакомых и любимых местах Москвы подробнее.
Итак, Поварская - улица аристократическая. Наверное, здесь и должна находиться настоящая княжеская усадьба с широкими воротами, большим двором, а в глубине, конечно, должен стоять дом с мезонином и колоннами. Ну, вот это как раз и есть дом №52 по Поварской.

1. В современном виде ансамбль усадьбы формировался постепенно. Сначала в 1756 году был построен небольшой дом по Большой Никитской во владении И.И. Воронцова-Вельяминова. Этот дом составлял центральную часть усадьбы. Потом дом купили князья Долгоруковы. В 1770-х годах дом был расширен до Поварской двумя симметричными служебных корпусами. Над домом был надстроен мезонин, а оба фасада, выходящие на разные улицы, обзавелись коринфскими портиками. Со стороны Большой Никитской - такой же коринфский портик, как и со стороны Поварской, но с наполовину утопленными в стену здания колоннами.

Большая Никитская, дом №55

2. В середине XIX века усадьбу купил выходец из баронского рода Боде - Михаил Боде-Колычёв. Род баронов Боде происходил из Эльзаса. Во время Французской революции их владения были конфискованы, погибли все фамильные бумаги. Они приехали в Россию при Екатерине II и присягнули на русское подданство. Михаил родился в семье барона Льва Карловича Боде и Натальи Фёдоровны Колычёвой (1790-1860), последней представительницы боярского рода Колычёвых.

Портреты Натальи Федоровны (урожденной Колычёвой) и Льва Карловича Боде

3. В 1839-1843 годах Михаил Боде обучался в Пажеском корпусе, по окончании которого служил в придворном ведомстве. В 1853-1856 годах в составе Московского ополчения участвовал в Крымской войне. По окончании войны поселился в Москве в особняке на углу Поварской и Никитской улиц, и поступил на службу в Московское дворцовое управление в чине гофмейстера. Был начальником Оружейной палаты в Кремле, в 1875-1883 годах - вице-президентом Комитета по строительству храма Христа Спасителя в Москве. В 1864-1869 годы являлся почетным членом Общества любителей духовного просвещения. Поскольку ко второй половине XIX века в роду Колычёвых не осталось представителей мужского пола, в 1875 году высочайшим соизволением М.Л. Боде было разрешено принять герб и называться бароном Боде-Колычёвым. В 1883 году получил придворный чин обер-гофмейстера. Им был написан исторический труд "Боярский род Колычёвых".
Из воспоминаний Михаила Андреевича Боратынского о жизни в Москве (Дом на Остоженке. Боратынские в Москве (1850-1860-е годы) / Московский журнал. М., 2009. № 10.):
"Сам барон Михаил Львович был удивительно красив и хорошо сложен, хотя я его помню уже пожилым человеком. Он был громадного роста, очень высоко гордо держал голову, брился по придворному, т.е. не носил ни усов, ни бороды; волосы имел белокурые, мягкие и были зачесаны назад. С нами он был очень ласков, но строг: если мы что-нибудь не так поступали, как полагалось (иногда просто от смущения), он себя так сумел поставить, что все перед ним преклонялись. У него была домашняя церковь в честь св. Филиппа, митрополита, которого считал своим предком по матери, рожденной Колычёвой. Михаил Львович любил музыку, сам имел очень приятный густой тенор, немного играл на виолончели...".

Слева - герб Боде-Колычёвых. Справа - Михаил Львович Боде-Колычев. Рисунок Т. Райта, 1843 год

4. При М.Л. Боде-Колычёве парадный двор усадьбы получил окончательную симметричную композицию. В 1859 году к восточному торцу главного дома была пристроена домовая церковь в псевдорусском стиле во имя святителя Филиппа. В этой церкви в 1866 году венчался И.С. Аксаков с А.Ф. Тютчевой. В середине 1850-х годов в доме барона жили вдова А.С. Грибоедова - Н.А. Чавчавадзе, и её сестра, правительница Мегрелии - Е.А. Чавчавадзе. За период с 1852 по 1860 год к главному дому были пристроены двухэтажный дворовый флигель, полукруглая двухэтажная галерея-переход между главным домом, церковью и новым флигелем. По отзывам современников, усадьба Боде-Колычёва представляла собой настоящий музей с картинной галереей и коллекцией оружия.

Парадные ворота усадьбы

5. На фронтоне главного здания усадьбы - герб баронского рода Боде-Колычёвых: два льва держат щит, над щитом баронская корона и три дворянских шлема. Под щитом девиз: Deus Honor ет Gloria (Бог, честь и слава).

6. Михаил Львович скончался в 1888 году. После его кончины усадьбу унаследовала его дочь Наталья Михайловна. Она была замужем за сыном соседей по Поварской - графом Федором Львовичем Соллогубом. Его матерью была Мария Федоровна Самарина. А родовые владения Самариных были слева от церкви Бориса и Глеба на Поварской, дом №38.
Граф Фёдор Львович Соллогуб (1848-1890) - русский художник, работавший в основном в театре. Выступал также как актёр и поэт-любитель, был преподавателем в Московских драматических училищах. Соллогуб писал рисунки и акварели преимущественно на исторические сюжеты, был известен как художник-иллюстратор. Владел по наследству от отца и деда коллекцией ценных картин и иконописи. Фёдор Соллогуб был хорошо знаком с Львом Толстым.

Памятник Л.Н. Толстому. Вид на западный флигель

7. Федор Соллогуб и его жена Наталья были друзьями В.С. Соловьёва. Когда супруги жили в Соловьёв не раз бывал у них. Из воспоминаний родственницы Соллогуба М.Ф. Мансуровой (урождённой Самариной): "Это был человек в то время лет тридцати пяти, очень одарённый, дилетант поэт и художник, с большим юмором и с большим обаянием. Он был близок к плеяде Фета, А.Толстого и Апухтина. В семейной жизни он не был счастлив и больше жил вне дома. Мать его, графиня Марья Федоровна Соллогуб (рождённая Самарина) приходилась двоюродной тетей бабушке Трубецкой, и потому Федя Соллогуб бывал у Трубецких на правах родственника и со всеми был „на ты“. Его талантливость в сочетании с талантливостью Трубецких давала блеск".

Вид на восточный флигель

8. Графиня Наталья Михайловна умерла в 1916 году, и дом перешел к ее старшей дочери графине Елене Федоровне Соллогуб. Таким образом, Соллогубы владели усадьбой до октябрьской революции. К этому времени парадный двор получил окончательную симметричную композицию, включившую в себя заново построенные декоративные стенки между главным домом и флигелями, террасу у полукруглого перехода между центральным зданием и восточным флигелем, четырёхколонный портик восточного флигеля. Главный дом с классическим шестиколонным портиком образовывал широкую крытую галерею. Портики украшали пристроенные к главному дому дворовые флигели и служебные корпуса.

Вид на центральный вход в усадьбу

9. Колонны главного портика - коринфского ордера. Их характерной особенностью является колоколообразная капитель, богато украшенная стилизованными листьями.

12. Слева и справа на главном доме - ещё два портика, подчеркивающие симметричную композицию фасада. Четыре колонны разнесены в стороны и раскрывают трехчастную композицию с арочной нишей. В XIX веке всё пространство между колоннами было сплошь застеклено и напоминало веранду или зимний сад. Появившиеся изменения, по-видимому, были связаны с пристройкой домового храма как раз с этой стороны дома.

Вид на восточный флигель, за ним находилась церковь .

14. Восточный флигель с колоннами.

16. После революции в усадьбе часто менялись хозяева, и судьба её была очень бурной. Сначала здесь разместилась ВЧК, позднее в усадьбе проживал с семьёй А. В. Луначарский, размещались Литкомиссия ВЦИК, Комитет по делам национальностей и ряд других учреждений. В 1920 году здесь открылся "Дворец искусств", в котором выступали А.А. Блок, С.А. Есенин, Б.Л. Пастернак, А.Н. Толстой, И.Г. Эренбург, М.И. Цветаева и другие литераторы. В 1922-1923 годах в строениях бывшей усадьбы Соллогубов находился Музей живописной культуры. В годы НЭПа домом владели частные лица, сдававшие квартиры жильцам внаём. В 1930 году здесь прощались с Маяковским. В 1932 году в усадьбе разместился Союз писателей СССР. В 1933 году особняк был национализирован. В 1940 году в усадьбе проходило прощание с писателем М.А. Булгаковым.

17. Теперь в этом доме располагаются различные писательские организации, а также редакция журнала "Дружба народов", да ещё ресторан.

18. Главный дом городской усадьбы Соллогубов, церковь, здание служб, ограда с воротами и территория парадного двора являются объектами культурного наследия федерального значения.

20. Бытует мнение, что усадьба послужила прототипом имения Ростовых в романе Л.Н. Толстого "Война и мир". В связи с этим в советское время на фасадной стене главного дома была установлена соответствующая мемориальная доска. В настоящее время некоторыми исследователями и учёными эта литературная легенда опровергается, однако доска продолжает поддерживать легенду.
Дом этот всё-таки связан со Львом Толстым очень многими родственными связями. Старшая сестра Натальи Михайловны Боде-Колычёвой - Мария Михайловна, была первой женой Михаила Сергеевича Сухотина, который после ее смерти в 1897 году женился на старшей дочери Толстого - Татьяне Львовне. У них родилась любимая внучка Толстого - Татьяна, в замужестве Альбертини. От первой жены Боде у М.С. Сухотина было 5 детей - 4 сына и дочь. Его дочь Наталья Михайловна стала второй женой князя Николая Леонидовича Оболенского, который первым браком был женат на средней дочери Л.Н. Толстого - Марье Львовне. А вот после ее смерти он женился на падчерице сестры жены. У них было 2 сына и 2 дочки. Сын М.С. Сухотина - Сергей, был первым мужем внучки Л.Н. Толстого - графини Софьи Андреевны Толстой, той которая вторым браком была за Сергеем Есениным, т.е. его последней женой. Сразу во всём этом и не разберёшься, но понятно, что родственные связи были.

21. В 1956 году посреди парадного двора усадьбы был установлен памятник Л.Н. Толстому, выполненный скульптором Г.Н. Новокрещеновой и архитектором В.Н. Васнецовым.

22. Памятник Л. Н. Толстому был даром писателей Украины писателям России в ознаменование 300-летия воссоединения Украины с Россией.

Очень много старых фотографий усадьбы и её внутренних интерьеров в интересном рассказе

Всегда любила спонтанные путешествия)
Еду я как-то в поезде Саранск-Москва, читаю книжку. И тут приходит смс "Завтра поедешь?". Я отвечаю - "Куда?". И в ответ "Да какая разница, в подмосковье".
Конечно я согласилась, потому что если едешь туда-не-знаю-куда, то обязательно найдешь то-не-знаю-что!)
И ведь нашли:)

Поехали мы по следам вот этого похода. Сегодня расскажу вам о селе Михайловское и пансионате Рождественское (усадьбе графа Солллогуба).

Начальной остановкой путешествия было, как ни странно, придорожное кафе. С едой все было довольно печально, поэтому из фотографий могу показать только себя в ожидании заказа:)

Итак, мы выехали по направлению к первой остановке - самой древней церкви подмосковья, которая находится в селе Михайловское.

Собственно сама церковь чудом сохранилась, ибо она полностью деревянная, а год постройки - аж 1689.
Да и как сохранилась... Мужчина, который рядом с нами загружал провизию в багажник, рассказал нам, что внутри все сгнило и стоит церковь на честном слове... Сам мужчина оказался реставратором деревянных построек, как рассказал - не раз предлагал местному батюшке восстановить церковь. Даже бесплатно, только бы были материалы. Но батюшка отказался...

Близко подойти не удалось, т.к. из-за угрозы обрушения церковь огорожена со всех сторон.

Вот такой вот купол у этой церкви, практически деревянная черепица:

Распрощавшись с реставратором и сделав фото для Инстаграмма (а то как же, прямой эфир:)), едем к следующему пункту.

По плану похода следующим пунктом должно была стать церковь Рождества Христова (1731г) в усадьбе графа Соллогуба. По описанию - нужно было попасть на территория дома отдыха "Шахтер". Но то ли этот дом отдыха был где-то в другой стороне, то ли его переименовали... В общем, после трех кругов по местности мы оказались у входа в пансионат "Рождественское".

Решили - ну раз Рождественское, значит церковь Рождества тоже рядом. Решили зайти на территорию, тем более что у входа дежурит вот такой грибочек, который стоит в заглавии поста:

Территория выглядела тихой и заброшенной, аллея так вообще - место для съемки ужасов)

Порывшись в интернете, нашла я, что ранее в усадьбе была организована благотворительная организация, со школой, библиотекой и лечебницей. К сожалению, здания усадьбы не сохранились.Во времена союза усадьба стала домом отдыха "Шахтер", куда съезжались отдыхать господа шахтеры со всей страны. Об этом факте напоминает здание одного из корпусов и трактор, как символ труда установленный рядом)))

Пушкинское время было богато на талантливых, необычных людей. Романтизм, царивший в общественном сознании этой поры, способствовал процветанию литературы, поэзии, живописи и других искусств. Способности, творческая потенция, всячески поощрялись и поддерживались самой атмосферой тогдашнего общества. Любые проявления неординарности не оставались незамеченными, и уж тем более не оставались без внимания, личности которых и при жизни и потом называли чудаками и оригиналами.

Одной из самых известных фамилий в Москве и Санкт-Петербурге в эти годы была фамилия Архаровых владельцев подмосковной усадьбы Иславское. Многовековая история этой усадьбы (первое упоминание в 1358 г.) безусловно интересна, и каждая из семей некогда владевших ею достойна отдельного описания. Усадьбой в разные годы владели семьи: Морозовых, Апраксиных, Дурново, Постниковых, Лорис-Меликовых, Лихачевых, Сушкиных, Алексеевых. Но все же мы хотели бы рассказать именно о семье Архаровых, как об одной из самых ярких и оригинальных семей своего времени.

Иван Петрович Архаров, один из богатейших людей России, состояние которого оценивалось в полтора миллиона рублей, Московский военный губернатор, происходил из незнатного дворянского рода. Отличался добротой, мягкостью, редким радушием и любезностью. Он начал службу в Преображенском полку, состоял при графе Орлове-Чесменском во время Морейской экспедиции, участвовал в усмирении Пугачевского бунта и в конце царствования Екатерины был произведен в генерал-майоры. Первым браком был женат на Екатерине Алексеевне Щепотьевой, вторым на Екатерине Александровне Римской-Корсаковой. Архаровы владели Иславским с 1780 по 1815 год.

По описанию конца XVIII в. в Иславском стоял деревянный двухэтажный господский дом со службами, при котором был разбит «регулярный» сад. В селе числилась деревянная церковь, а другая, каменная, в честь Спаса Нерукотворного, только строилась. Закончена постройкой она была в 1799 г. и несмотря на всевозможные перипетии дожила до сегодняшнего дня.

Женившись на богатой девушке, Екатерине Александровне Римской-Корсаковой, Иван Петрович Архаров занялся исключительно приведением в порядок ее обширных имений.

Родной брат Ивана Петровича, Николай Петрович, мало походил на него характером. Фаворит Павла I , Санкт-Петербургский 2-й генерал-губернатор, деятельный, ловкий придворный, умелый интриган, способный предсказывать и даже отчасти управлять настроениями Павла I , исполняя все его капризы. Очень быстро выдвинувшись сам, он поспешил позаботиться и о брате, предложив Павлу его кандидатуру на пост Московского генерал-губернатора. И хотя Иван Петрович ссылался на то что, живя много лет в деревне, отвык от всего военного и боится не угодить его величеству, тем не менее, был назначен на должность. Им в Москве был сформирован из восьми гарнизонных батальонов пехотный полк, получивший название «Архаровского» и прославившийся такой суровой дисциплиной и жестокостью, что слово «архаровец» стало именем нарицательным.

Архаров зажил в Москве большим барином. Дом его на Пречистенке был открыт для всех знакомых и утром и вечером. Каждый день у него обедало не менее сорока человек, и по воскресеньям давались балы, на которые собиралось все лучшее московское общество. Иван Петрович встречал своих гостей с таким искренним радушием, что каждый из них мог считать себя самым желанным для него человеком. Особенно почетных и любимых гостей он заключал в объятия, приговаривая: «Чем угостить мне дорогого гостя? Прикажи только, и я зажарю для тебя любую дочь мою!» Широкое гостеприимство скоро сделало дом Архаровых одним из самых приятных в Москве, чему особенно способствовала жена Ивана Петровича. Отличаясь умом и красотой, она умела держать себя в обществе с большим достоинством и тактом. В ее голубых глазах и во всей фигуре выражались сознание своего достоинства и непоколебимая воля. Она вела хозяйство в образцовом порядке и придавала всему вид простоты и патриархальности. Так, например у Архаровых строго соблюдался обычай, что в день св. Пасхи по возвращении из церкви за приготовленные столы садилась сначала прислуга, которой было более 60 человек, и господа угощали ее, христосовались со всеми, а затем уже сами разговлялись.

Иван Петрович от двух браков имел четырех дочерей: Мария, 1783, была замужем за сенатором З.И. Постниковым, именно к ней, после смерти отца, последовавшей 16 февраля 1815 г., по наследству перешло Иславское; Варвара, 1785-1811, за камергером, директором Императорских Московских театров Ф.Ф. Кокошкиным; Александра, 1791-1855. Фрейлина императрицы Марии Федоровны, за Алексеем Васильевичем Васильчиковым, Софья, 1792-1854, за тайным советником, графом Александром Ивановичем Соллогубом, их сын Владимир впоследствии стал известным писателем, находился в дружеских отношениях с А.С. Пушкиным и даже являлся его секундантом на начальном этапе конфликта с бароном Дантесом.

Иван Петрович Архаров губернаторствовал в Москве два года. Москвичи были им довольны, да он и сам был доволен своим положением, как вдруг, по вине брата, его служебная карьера порвалась неожиданным, но обычным в павловское время образом. Попавший в опалу и высланный из Петербурга Николай Петрович приезжает к брату в Москву. Подозрительный Павел I приказывает московскому главнокомандующему графу И.П. Салтыкову, следить за каждым шагом Архаровых. Как ни был опытен и осторожен Николай Петрович, но и у него как-то за обедом у брата вырвалось несколько слов осуждения необдуманным порывам Павла. 23 апреля 1800 г. был отдан приказ об увольнении Архаровых от службы. А 24 апреля приказ о высылке обоих в их деревни, где им предписывалось жить вплоть до особого повеления.

Внезапная и суровая опала взбудоражила всю Москву и возбудила общее сожаление к Ивану Петровичу. «Невероятно, - писал И.В. Страхов графу А.Р. Воронцову, - как весть сия скоро пронеслась по городу, и какая скачка была во весь день мимо моего дома, и какой спектакль представился, когда от Архарова понесено было вдруг тридцать два распущенных знамени. Во весь день в доме его была куча людей, кои приезжали к нему прощаться. Двор его был наполнен каретами и окружен толпою любопытствующего народа. Приятели его собрали на выезд и на сдачу полка слишком двадцать тысяч рублей. Писатель Карамзин привез ему целый мешок книг, чтобы в ссылке ему иметь развлечение чтением…»

Ссылка Архаровых продолжалась недолго. 11 марта 1801 г. на престол вступил Александр I , который их вновь зачислил на службу и разрешил жить где пожелают. Иван Петрович вновь поселился в Москве, и дом его по прежнему гостеприимно открывался для всех. В 1812 г. Архаровым пришлось переселиться в Петербург, и здесь, как и в Москве, они пользовались общим уважением.

В 1815 году Иван Петрович умер, а Екатерина Александровна, выдав замуж обеих дочерей, осталась жить с ними, проводя зиму в Петербурге, а лето в Павловске, чтобы быть ближе к императрице Марии Федоровне, оказывавшей ей особое благоволение.

В Петрбурге она занимала обширное помещение в доме Мальцева на Моховой. При доме была прекрасная домовая церковь, большой сад и теплица для тропических растений, но последних у Архаровой не оказалось, купить их расчетливая старуха не захотела, а со свойственным ей добродушием заметила своим знакомым, что они могли бы каждый поднести ей по «горшочку» цветов на новоселье. На другой же день теплица превратилась в цветущий зимний сад.

Просыпаясь довольно рано утром, Архарова обыкновенно требовала к себе одну из приживалок, исполнявшую при ней обязанности «секретаря», диктовала ей письма и почти под каждым приписывала своей рукой несколько строк. Потом она принимала доклады, сводила аккуратно счета, заказывала обед и, по приведении всего в порядок, одевалась, молилась и выходила в гостиную, а летом в сад. С двух часов начинался прием гостей, и каждый из них чем-нибудь угощался, в пять часов подавался обед. За стол садились по старшинству. Кушанья были преимущественно русские, нехитрые и жирные, но в изобилии. Вино, довольно плохое, ставилось как редкость, но зато разных квасов потреблялось много. Блюда подавались вперемежку, смотря по званию и возрасту присутствующих. За десертом Архарова сама наливала несколько рюмочек малаги или люнеля, и потчевала ими гостей и тех из домашних, которых хотела отличить. По окончании обеда Архарова поднималась, крестилась и кланялась на обе стороны, неизменно приговаривая: «Сыто, не сыто, а за обед почтите: чем Бог послал». Она не любила, чтобы кто-нибудь уходил тотчас после обеда. – Что это, - замечала она, немного вспылив, - только и видели, точно пообедал в трактире. - Но потом тотчас смягчала свой выговор: - Ну, уж Бог простит тебя на сегодня. Да, смотри, не забудь в воскресенье: потроха будут. После обеда она иногда каталась, но большею частию или играла в карты, раскладывала пасьянс, или слушала чтение, преимущественно романов. Ей очень понравился «Юрий Милославский» Загоскина, но когда герой подвергался опасности, она останавливала чтение просьбой: - Если он умрет, вы мне не говорите.

В одиннадцать часов вечера день Архаровой кончался. Она шла в спальню, долго молилась перед киотом, а затем ее раздевали, и старушка засыпала сном ребенка.

Свято храня семейные предания, Архарова относилась с любовью и заботливостью ко всем своим родственникам, даже самым отдаленным. Случалось, что к ней неожиданно являлся из провинции какой-нибудь помещик и объяснял, что он приходится троюродным племянником покойному Ивану Петровичу. «– Да, да, - шептала старуха, - ты нам родня. Припоминаю бабку твою, когда она была в девках. Они жили в Москве. Стало быть, мы свои. Чем могу тебе служить?» И тот просил ее пристроить деток на казенный счет в какое ни будь учебное заведение. И мог быть спокоен, что та и устроит, и будет присматривать объезжая еженедельно всех своих подопечных, и обяжет являться в праздные дни к ней, чтоб не избаловались столичными нравами.

«Несколько раз в течение лета она приглашалась к высочайшему столу, что всегда составляло чрезвычайное происшествие, пишет в своих воспоминаниях ее внук граф Соллогуб. Заблаговременно она в эти дни наряжалась. Зеленый зонтик снимался с ее глаз и заменялся паричком с седыми буклями под кружевным чепцом с бантиками. Старушка, греха таить нечего, немного подрумянивалась, особенно под глазами, голубыми и весьма приятными. Нос ее был прямой и совершенно правильный. Лицо ее не перекрещивалось, не бороздилось морщинами, как зауряд бывает у людей лет преклонных. Оно было гладкое и свежее. В нем выражалось спокойствие, непоколебимость воли, совести, ничем не возмущаемой, и убеждений, ничем не тревожимых. От нее, так сказать, сияло приветливостью и добросердечием, и лишь изредка промелькивали по ее ласковым чертам мгновенные вспышки, свидетельствовавшие, что кровь в ней еще далеко не застыла и что она принимала действительное участие во всем, что около нее творилось. Изукрасив свой головной убор, она облекалась в шелковый, особой доброты халат или капот, к которому на левом плече пришпиливалась локарда Екатерининского ордена. Через правое плечо перекидывалась старая желтоватая турецкая шаль, чуть ли не наследственная. Затем ей подавали золотую табакерку, в виде моськи, и костыль. Снарядившись ко двору, она шествовала по открытому коридору к карете. Провожали ее, ею любуясь, жившая у нее старая полковница Александра Николаевна (Шлейн А.Н.), сироты-дворянки Анна Николаевна и Анна Антоновна, старшая горничная Степанида, две младшие горничные – Аннушка кривая и Марфушка рябая. Вечно мрачный калмык Тулем и крошечный карапузик, морщинистый карлик Василий Тимофеевич, всегда вязавший чулок и, насупившись, ворчавший на нас, как бульдог, за наши придирки, глядели на шествие несколько самодовольно, как будто и на их долю приходилось несколько почета. Впереди суетился курносый дворецкий, Дмитрий Степанович, с взъерошенным хохлом, в белом жабо, округленном веером под белым галстуком. У кареты дожидались, в треугольных уродливых шляпах, два ливрейных рослые лакея: белый, как лунь, Ананий, годами старше бабушки и с детства при ней пребывавший, и молодой парень Петр, недавно привезенный из деревни. Бабушка садилась в карету. Но боже мой, что за карета! Ее знал весь Петербург. Если я не ошибаюсь, она спаслась от московского пожара. Четыре клячи, в упряжи простоты первобытной, тащили ее с трудом. Форейтором сидел Федотка… Но Федотка давно уже сделался Федотом. Из ловкого мальчика он обратился в исполина и к тому же любил выпить. Но должность его при нем осталась навсегда, так как старые люди вообще перемен не любят. Кучер Абрам был более приличен, хотя весьма худ. Ливреи и армяки были сшиты на удачу из самого грубого сукна. На улицах, когда показывался бабушкин рыдван, прохожие останавливались с удивлением, или весело улыбались, или снимали шапки и набожно крестились, воображая что едет прибывший из провинции архиерей. Впрочем, бабушка этим нисколько не смущалась. Как ее не уговаривали, она не соглашалась увеличить ничтожного оброка, получаемого ею с крестьян. «Оброк назначен, - отговаривалась она, - по воле покойного Ивана Петровича. Я его не изменю. После меня делайте, как знаете. С меня довольно! А пустых затей я заводить не намерена».

На одном из придворных обедов с Архаровой приключилось смешное происшествие, которое бы привело в смущение и затруднение другую женщину, но ей дало повод продемонстрировать находчивость и присутствие духа. Когда доложили, что все готово, император Александр Павлович подал Архаровой свою руку и повел ее к столу. Вдруг она почувствовала, что завязки нижней юбки лопнули, и она спускается. Старуха, продолжая разговаривать с государем, немного приостановилась, дала юбке время упасть, перешагнула через нее и, как бы не замечая, что с нею случилось, направилась дальше и в течение всего обеда оставалась весела и спокойна.

Умерла Екатерина Александровна в 1836 г. в возрасте восьмидесяти четырех лет. Она очень страшилась смерти, но скончалась с необыкновенным самообладанием. Уже когда она была присмерти ей доложили что явилась известная в те годы богомолка Елизавета Михайловна Кологривова, урожденная Голицына. – Не надо.. - отвечала Архарова. – Она приехала учить меня, как надо умирать. Я и без нее сумею.

Похоронена была эта типичная представительница отжившего российского барства на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.

Ойнас Дмитрий

Большая Никитская, дом №55

Портреты Натальи Федоровны (урожденной Колычёвой) и Льва Карловича Боде

Слева - герб Боде-Колычёвых. Справа - Михаил Львович Боде-Колычев. Рисунок Т. Райта, 1843 год

Парадные ворота усадьбы

Памятник Л.Н. Толстому. Вид на западный флигель

7. Федор Соллогуб и его жена Наталья были друзьями В.С. Соловьёва. Когда супруги жили в доме Демидовых на Большом Толмачёвском, 3 (ныне Научная педагогическая библиотека имени К. Д. Ушинского), Соловьёв не раз бывал у них. Из воспоминаний родственницы Соллогуба М.Ф. Мансуровой (урождённой Самариной): "Это был человек в то время лет тридцати пяти, очень одарённый, дилетант поэт и художник, с большим юмором и с большим обаянием. Он был близок к плеяде Фета, А.Толстого и Апухтина. В семейной жизни он не был счастлив и больше жил вне дома. Мать его, графиня Марья Федоровна Соллогуб (рождённая Самарина) приходилась двоюродной тетей бабушке Трубецкой, и потому Федя Соллогуб бывал у Трубецких на правах родственника и со всеми был „на ты“. Его талантливость в сочетании с талантливостью Трубецких давала блеск".

Вид на восточный флигель

Вид на центральный вход в усадьбу

Вид на восточный флигель, за ним находилась церковь .

14. Восточный флигель с колоннами.

Очень много старых фотографий усадьбы и её внутренних интерьеров в интересном рассказе