Миссия Голды Меир. История киевской девочки, ставшей «матерью Израиля

В статье поговорим о Голде Меир, которая была политическим и государственным деятелем Израиля, а также премьер-министром этого государства. Мы рассмотрим карьерный и жизненный путь этой женщины, а также попробуем разобраться в политических перипетиях, которые случались в ее жизни.

Семья и детство

Рассматривать биографию Голды Меир начнем с рождения девочки в Киеве. Она появилась на свет в довольно бедной и обнищалой еврейской семье, где уже было семеро детей. Пятеро из них умерли в младенческом возрасте, выжили только Голда и две ее сестры Клара и Шейна.

Отец Моисей в то время работал плотником, а мать была кормилицей для детей богатых женщин. Как мы знаем из истории, начало XX века было довольно неспокойным временем, поэтому в Киевской губернии проходили с печальной регулярностью еврейские погромы. Именно поэтому люди этой национальности не могли чувствовать себя в безопасности в России. По этой причине в 1903 году семья вернулась в Пинск - крупный город в Беларуси, где находился дом у бабушки Голды.

Взросление

В этом же году отец семейства уезжает в Америку на заработки, потому что семья оказывается в сильной нужде. Уже через 3 года девочка со своей матерью и сестрами переезжает к отцу в Америку.

Здесь они располагаются на севере страны в небольшом городке Милуоки, штат Висконсин. В четвертом классе девочка впервые проявила свои гуманистические лидерские наклонности. Так, вместе со своей подругой Региной она создала «Общество юных сестер», которое занималось сбором денежных средств для покупки учебников бедным и нуждающимся детям.

Тогда маленькая Голда произнесла речь, которая впечатлила многих взрослых людей, собравшихся для того, чтобы дать какие-то пожертвования и посмотреть на выступление детей. Это невероятно, но собранных денег действительно хватило на то, чтобы купить книги всем нуждающимся детям. Тогда же в местной газете вышла статья о председателе «Общества юных сестер» в лице Голды Меир. Это был первый случай в жизни, когда ее напечатали в газете.

Денвер

В 1912 году девочка заканчивает школу и принимает решение о том, что хочет получить образование в Денвере. У нее не было даже средств на билет, поэтому пришлось попробовать себя в роли учителя английского языка для иммигрантов. Она работала по ставке 10 центов в час.

Естественно, родители были против стремления Голды Меир, но тем не менее четырнадцатилетняя девочка была решительно настроена. Ей удалось уехать в Денвер, а родителям она оставила лишь записку, в которой просила их не беспокоиться.

В этом городе жила ее старшая сестра Шейна со своим мужем и маленькой дочкой, поэтому девушка могла рассчитывать на поддержку со стороны родственников. Отметим, что в то время в городе работала больница для евреев-эмигрантов, которая была единственная на всю страну. Среди пациентов были и сионисты. Это важно, потому что период жизни, который девушка провела в Денвере, повлиял на ее взгляды в будущем.

Там же она встретила своего супруга Мориса Меерсона. Позже в автобиографии Голда Меир писала о том, что длительные споры оказали сильное влияние на формирование принципиальных убеждений. Однако жизнь девушки в то время была не так уж сладка. Сестра Шейна принимала Голду за ребенка и была довольно строга. Однажды произошел серьезный скандал, в результате которого Голда навсегда ушла из дома своей сестры. Ей удалось найти работу в небольшом ателье и на эти деньги снимать комнату. Через время она получила письмо от отца, в котором он писал, что, если ей дорога мать, то она должна немедленно вернуться. Голда Меир не могла поступить иначе, поэтому вернулась в Милуоки.

Сионистская деятельность

В 1914 году девушка возвращается к своим родителям. В этот период жизнь немного налаживаться, потому что отец находит постоянную работу, а семье Голды Меир удается переехать жить в новый, более просторный и красивый, дом. Там же девушка поступает в среднюю школу, которую заканчивает через 2 года. Тогда же она поступает в учительский колледж в Милуоки. Уже в возрасте 17 лет вступает в организацию «Поалей Цион». В декабре 1917 года выходит замуж за Бориса Меерсона, который полностью разделяет его воззрения.

Период до независимости Израиля

В период 1921-1923 годов женщина работает в сельскохозяйственной коммуне. В это время ее муж заболевает малярией, из-за чего Голда уходит с работы. Наконец, он выздоравливает в 1924 году и получает работу бухгалтера в Иерусалиме, которая тем не менее оплачивалась довольно скудно.

Семейство находит небольшой домик, состоящий всего из двух комнат, в котором даже нет электричества, и селится в нем. В ноябре 1924 года у пары рождается мальчик Менахем, а еще через два года у него появляется сестра Сара.

Для того чтобы иметь возможность оплачивать дом, Голда занимается стиркой чужого белья, которое стирает в корыте. Неуемное желание к общественной деятельности наконец проявляется в 1928 году, когда она возглавляет женский филиал Федерации Трудящихся.

Биография Голды Меир продолжается тем, что она занимает разные государственные должности и начинает путешествовать по работе. Так, в 1949 году ее избирают в Кнессет - выборный законодательный орган власти Израиля. В 1929 году ее все чаще отправляют с международными миссиями в другие страны. В 1938 году она выступает в качестве наблюдателя на Эвианской конференции, где участвовали 32 стороны и решали вопросы оказания помощи евреям, бежавшим от режима Гитлера.

Политическая карьера Голды Меир

В мае 1948 года женщина подписывает Декларацию независимости Израиля. Среди 38 человек, которые подписали ее, было всего 2 женщины - Голда и Рахель Коэн-Коган. В своих мемуарах женщина писала, что этот день был для нее очень памятным, и она даже не верила, что дожила до него. Тем не менее она ясно осознавала, какую цену пришлось за это заплатить. Однако уже на следующий день на Израиль напали соединенные армии Египта, Ливана, Ирака, Иордании и Сирии. Так началась двухгодичная арабо-израильская война.

В роли посла

Молодому нестабильному государству, которое со всех сторон было атаковано, требовалось большое количество оружия. Именно СССР первым признал Израиль как отдельную страну и именно стал поставщиком оружия.

Летом 1948 года Голда была отправлена послом СССР, и уже в начале сентября она была в Москве. В должности посла она находилась всего лишь до марта 1949 года, но даже за это время сумела себя проявить.

Так, провела встречу с целой толпой евреев во время посещения синагоги в Москве. Эта встреча была принята с невероятным восторгом и считается очень важной для еврейского народа. Например, на израильских банкнотах номиналом 10 000 шекелей отражено это событие.

Насколько известно, Голда не разговаривала на русском языке, поэтому, когда она была на приеме в Кремле, то Полина Жемчужина обратилась к ней на языке идиш со словами: «Я еврейская дочь».

Очень много сделала для Израиля Голда Меир. Так, даже будучи послом в Москве она способствовала тому, что был закрыт еврейский антифашистский комитет, несколько издательств и газет, а также были арестованы недостойные деятели еврейской культуры, из библиотеки изъяли их творения.

Повышение по службе

Женщина также занимала должность министра иностранных дел. Голда Меир на этой должности была 10 лет, с 1956 по 1966 год. А еще до этого, с 1949 по 1956 год, она работала министром по вопросам социального обеспечения и труда.

На посту премьер-министра

В марте 1969 года женщина покоряет новую должностную вершину. Происходит это после смерти Леви Эшколя, который был третьим премьер-министром. Однако правление было омрачено различными конфликтами и распрями, которые происходили внутри коалиции, а также серьезными спорами, которые не прекращались в правительственных кругах.

Женщине приходилось работать над стратегическими ошибками и бороться с проблемой нехватки лидеров. А в итоге это привело к неудачам в войне Судного дня, которую еще называют 4-й арабо-израильской войной. Поэтому премьер-министр Израиля Голда Меир ушла с должности, передав лидерство своему преемнику.

Надо отметить, что в 1972 году произошел теракт на Мюнхенской олимпиаде, который был произведен членами из террористической группировки «Черный сентябрь». В результате операции погибло 11 членов олимпийской сборной. После того как виновные были задержаны и расстреляны, Голда Меир приказала, чтобы Моссад разыскал и уничтожил всех, кто тем или иным образом был причастен к этому теракту.

Отставка

После того как Израиль с большим трудом победил в войне Судного дня, политическая партия Меир по-прежнему была лидирующий в стране. Однако последовала сильнейшая волна публичного недовольства огромными военными потерями, которая поддерживалось искусственными конфликтами внутри партии. Все это привело к созданию нового коалиционного правительства, что вынудило Меир подать в отставку.

Так, в апреле 1974 года весь кабинет министров во главе с Голдой ушел в отставку. Преемником женщины стал Вот так и закончилась ее политическая карьера.

Последние годы жизни

Женщина умерла от лимфомы зимой 1978 года. Случилось это в Израиле. Могила Голды Меир на Горе Герцля до сих пор остается местом, куда приходят не только родственники, но и обычные люди, которые до сих пор ценят огромный вклад, внесенный этой женщиной в развитие Израиля. Надо отметить, что ей установлен памятник в Нью-Йорке.

Память

Голда упоминается в двух песнях российского поэта Владимира Высоцкого. Также в 1982 году в Великобритании вышел художественный фильм «Женщина по имени Голда». В нем главную роль исполнила Ингрид Бергман - талантливая шведская актриса, для которой роль израильской воительницы стала последней в жизни.

В 1986 году вышла лента «Меч Гидеона», которая рассказывала об уничтожении террористов из группировки «Черный сентябрь». Роль Меир сыграла канадская актриса Коллин Дьюхерст. В 2005 году мир увидел ленту «Мюнхен» от режиссера Стивена Спилберга, где в роли Голды выступила Линн Коэн.

Также известно, что женщина написала мемуары «Моя жизнь». Голда Меир постаралась откровенно рассказать историю своей жизни, которая очень тесно переплелась с Израилем и его судьбой. Настоятельно рекомендуем ознакомиться с этим произведением, если интересуетесь данной темой, потому что история, рассказанная Меир, впечатлит вас и навсегда останется в сердце.

Сама Голда говорила, что она никогда не выбирала себе карьеру, все случилось само собой. Именно так и написала она в своей биографии.
За характер и яростные порывы женщину называли еврейской Жанной д"Арк.
Женщина изменила свою фамилию Меерсон на Меир, таким образом ивритизируя ее. Дословно «меир» означает излучающая свет. Те, кто знали эту женщину, говорили, что она действительно излучала энергию и могла вести за собой людей.
На должности премьер-министра ее очень часто упрекали в том, что она использует такие методы политической борьбы, которые порочат репутацию Израиля. На это женщина всегда отвечала, что у нее есть две дороги. Первая - погибнуть с достоинством, а вторая - выжить, но с плохой репутацией. И она всегда выбирала вторую.
Интересно, что женщина считала свой возраст 75 лет - наиболее продуктивным, ведь именно тогда она работала больше всего. Ее уже тогда мучила мигрень, она не могла до работы добраться самостоятельно, поэтому трудилась на дому. Зато ее дети были счастливы, ведь мама была рядом с ними. Она прекрасно понимала, что не уделяет достаточно внимания своим малышам. Дети Голды Меир недополучили материнской ласки и внимания, потому что их мать была матерью целой страны. Тем не менее Голда вырастила достойных сына и дочь.

Женщина всегда говорила, что прожила очень счастливую жизнь. Она считала, что не увидела рождение еврейского государства, но зато приняла участие в том, как Израиль «впитал» в себя огромное количество евреев в со всех уголков мира.

Голду очень часто цитировали, потому что она любила выражаться кратко, но метко. Так, она говорила, что пессимизм - роскошь, которую еврейский народ не может себе позволить. Не чужд ей был и юмор. Так, она утверждала, что мир на Ближнем Востоке воцарится только тогда, когда арабы будут сильнее любить своих детей, чем ненавидеть евреев.

В своей автобиографии она приводит фразу о том, что Моисей водил народ по пустыне 40 лет для того, чтобы привести его к единственному месту, где нет никакой нефти.

Подводя итог отметим, что жизнь этой женщины была очень стремительной, яркой и рискованной. Она никогда не боялась препятствий, всегда смело смотрела им в глаза и даже бросала вызов целому миру. Она заслуживает того, чтобы ее помнили, как человека, который всей душой переживал и боролся за свободу Израиля.

Примеры жизни таких людей воодушевляют и вселяют надежду на то, что человек действительно кузнец своего счастья. Иногда мы недооцениваем свои силы, считая, что уже нет смысла бороться. В такие моменты стоит вспоминать о людях, которые своим присутствием и действиями меняют судьбы целых государств. Помните, что каждый человек способен поменять не только собственную жизнь, но и судьбы тысяч людей по всему миру!

Регулярная статья

Голда Меир на первой пресс-конференции после вступления на пост главы правительства. Март 1969 г. Фото Ф. Кохена. Государственное бюро печати. Израиль.
Голда Меир
ивр. גולדה מאיר ‎

Имя при рождении:	גולדה מבוביץ׳ (Голда Мабович)
Род деятельности:
Дата рождения:
Место рождения:
Гражданство:
Дата смерти:
Место смерти:
Награды и премии:

Голда Меир в 1914 г. в г. Милуоки, США.

В 1917 г. вышла замуж за Морриса Меерсона. Воспоминания раннего детства о еврейских погромах на Украине , известия о зверствах и массовых убийствах евреев во время гражданской войны в России , а также ознакомление с произведениями еврейских национальных мыслителей привели Меир к сионизму .

Будучи социалисткой, Меир в 1915 г. вступила в партию Поалей Цион . Незаурядным ораторским талантом в выступлениях как на идише , так и на английском языке Меир привлекла к себе внимание.

Приезд в Страну Израиля

В 1921 г. Меир репатриировалась в Эрец-Исраэль , где вместе с мужем поселилась в кибуце Мерхавия . Меир приняла активное участие в политической жизни страны. В 1924 году она стала активисткой Ѓистадрута и получила должность в правлении Солель боне . В 1928 г. была избрана секретарем исполкома Моэцет hа-поалот (`Совет трудящихся женщин`, женский отдел Ѓистадрута), а в 1932 г. направлена в США в качестве эмиссара в организацию Пайонир уимэн .

По возвращении в 1934 г. Меир была введена в исполнительный комитет Ѓистадрута , а затем назначена главой его политического отдела. В 1940-е гг. Меир принимала активное участие в борьбе ишува с мандатной администрацией . Когда британские власти арестовали в июне 1946 г. лидеров ишува, Меир, бывшая в то время членом правления Еврейского агентства , была избрана действительным главой его политического отдела и таким образом - главным представителем ишува в его переговорах с мандатной администрацией.

В независимом Израиле

В январе 1948 г. Меир была направлена в США, чтобы заручиться поддержкой американского еврейства в борьбе ишува за независимость и против арабской агрессии. Бен-Гурион назначил её членом временного правительства.

10 мая 1948 г., за четыре дня до провозглашения Независимости Израиля, Меир тайно прибыла в Трансиорданию , где встретилась с королем Абдаллахом ибн Хусейном в надежде убедить его воздержаться от нападения на еврейское государство. Миссия успеха не имела. После провозглашения Государства Израиль Меир была назначена послом в Москве и занимала этот пост с сентября 1948 г. по апрель 1949 г. В условиях уже ощущавшейся антисемитской кампании советского правительства прибытие израильских представителей вызвало открытый энтузиазм среди советских евреев. В праздник Рош hа-Шана около пятидесяти тысяч евреев собрались у московской синагоги , чтобы увидеть израильского посла; то же повторилось и в Йом-Кипур .

Премьер-министр Израиля

Голда Меир выступает на митинге солидарности с советскими евреями у Западной стены. 1970 г. Фото М. Мильнера. Государственное бюро печати. Израиль.

Меир выдвинула концепцию Израиля как центра мирового еврейства и заявила о поддержке Израилем и его правительством

ПОСЛАННИК В МОСКВЕ

Мы прибыли в Москву через Прагу серым дождливым утром 3 сентября 1948 года. Первым делом чиновники советского министерства иностранных дел, встретившие меня на аэродроме, сказали, что сейчас добраться до гостиницы будет непросто, поскольку хоронят Андрея Жданова, одного из ближайших сотрудников Сталина. Поэтому первым моим впечатлением от Советского Союза были продолжительность и торжественность этих похорон и сотни тысяч — а то и миллионы людей на улицах, по дороге к гостинице «Метрополь». Это была гостиница для иностранцев, и она казалась пережитком другой эпохи. Огромные комнаты со стеклянными подсвечниками, длинные бархатные занавеси, тяжелые плюшевые кресла и даже рояль в одной из комнат. На каждом этаже сидела строгая немолодая дама, которой полагалось сдавать ключи при выходе, но, по-видимому, главное ее дело было доносить госбезопасности о посетителях, хотя вряд ли она была единственным источником информации. Мы так и не обнаружили микрофонов в своих комнатах, хотя систематически их искали, и старые аккредитованные в Москве дипломаты не сомневались, что каждое слово, сказанное в двух комнатах, которые мы занимали с Саррой и Зехарией, было записано.

Прожив в гостинице неделю, я поняла, что если мы немедленно не начнем жить «по-киббуцному», то останемся без копейки. Цены были невероятно высоки, первый гостиничный счет меня совершенно оглушил. «У нас есть только один способ уложиться в наш тощий бюджет, — сказала я членам миссии, — столоваться в гостинице только один раз в день. Я добуду продукты для завтраков и ужинов, а в пятницу вечером будем обедать все вместе». На следующий день мы с Лу Каддар купили электроплитки и распределили их по номерам, занятым нашей делегацией; посуду и ножи с вилками пришлось одолжить в гостинице — купить это в послевоенной Москве было невозможно. Раза два в неделю мы с Лу нагружали корзинки сыром, колбасой, хлебом, маслом, яйцами (все это покупалось на базаре) и клали все это между двойными рамами окон, чтобы не испортилось. По субботам я готовила что-то вроде второго завтрака на электроплитке — для своей семьи и холостяков, в том числе Эйги и Лу.

Пожалуй, эти походы на базар ранним утром были самым приятным из всего, что мне пришлось делать в течение семи месяцев пребывания в Советском Союзе. Ни я, ни Лу не говорили по-русски, но крестьяне на базаре были с нами приветливы и терпеливы, и давали понять улыбками и жестами, что мы можем не торопиться, выбирая. Я, как и почти все, была очарована вежливостью, искренностью и теплотой простых русских людей, хотя, разумеется, меня как социалистку поражало то, что я наблюдала в этом так называемом бесклассовом обществе. Я не верила своим глазам, когда, проезжая по московским улицам, при сорокаградусном морозе, увидела, как пожилые женщины, с тряпками, намотанными на ногах, роют канавы и подметают улицы, в то время как другие, в мехах и на высоких каблучках, садятся в огромные сверкающие автомобили.
С самого начала мои комнаты по пятницам были открыты для посетителей. Я надеялась, что местные люди будут, как в Израиле, заходить на чашку чая с пирогом, но это была наивная надежда, хотя традиция пятничных вечеров сохранялась долго и после того, как я покинула Москву. Приходили журналисты, приходили евреи и неевреи из других посольств, приходили заезжие еврейские бизнесмены (например, меховщики из Штатов), но русские — никогда. И ни разу, ни разу — русские евреи. Но об этом позже. Первым моим официальным демаршем было письмо к советскому министру иностранных дел г-ну Молотову с выражением соболезнования по поводу смерти Жданова, после чего я вручила вверительные грамоты. Президент СССР Николай Шверник отсутствовал, так что церемония происходила при его заместителе. Не отрицаю, я очень нервничала. А вдруг я сделаю или скажу не то, что нужно? Это может иметь дурные последствия для Израиля. А если я разочарую русских?

Мне никогда не приходилось делать ничего в этом роде и меня переполняло чувство ответственности. Но Эйга меня успокоила, уговорила надеть ее ожерелье, и я, в сопровождении Намира, Арье Левави (нашего первого секретаря) и Йоханана Ратнера (военного атташе) более или менее спокойно приняла участие в коротком ритуале, отметившем начало официального существования израильского посольства в СССР. После того, как верительные грамоты были прочитаны, я сказала короткую речь на иврите (предварительно мы послали ее начальнику советского протокольного отдела, чтобы был приготовлен перевод), а потом в мою честь состоялся скромный, довольно приятный официальный прием.
После того как с главными формальностями было покончено, мне страстно захотелось завязать связи с евреями. Я уже сказала членам миссии, что как только я вручу верительные грамоты, мы все пойдем в синагогу. Я была уверена, что уж тут-то мы, во всяком случае, встретимся с евреями России; тридцать лет, с самой революции, мы были с ними разлучены и почти ничего о них не знали. Какие они? Что еврейского осталось в них, столько лет проживших при режиме, объявившем войну не только всякой религии, но и иудаизму как таковому, и считавшем сионизм преступлением, наказуемым лагерями или ссылкой? Но в то время, как иврит был запрещен, идиш еще некоторое время терпели и даже была создана автономная область для евреев, говорящих на идиш, — Биробиджан, близ китайской границы. Ничего из этого не получилось, и после Второй мировой войны (в которой погибли миллионы русских евреев) советские власти постарались, чтобы большая часть еврейских школ и газет не были восстановлены. К тому времени, как мы приехали в Советский Союз, евреев уже открыто притесняли и уже начался тот злобный, направляемый правительством антисемитизм, который пышно расцвел через несколько лет, когда евреи преследовались широко и беспощадно и еврейские интеллигенты — актеры, врачи, писатели — были высланы в лагеря за «космополитизм» и «сионистский империализм». Положение сложилось трагическое: члены миссии, имевшие в России близких родственников — братьев, сестер, даже родителей, — все время терзались, не понимая, можно ли им увидеться с теми, о встрече с которыми они так мечтали, ибо если откроется, что у них есть родственники-израильтяне, это может закончиться судом и ссылкой. Трудная это была проблема: бывало, мы несколько дней подряд взвешиваем «за» и «против» — должен ли Икс встретиться со своей сестрой, надо ли передать продукты и деньги старой больной матери Игрека — и, как правило, приходили к выводу, что это может причинить им вред и ради них же лучше не предпринимать ничего. Были, конечно, исключения, но я и сегодня не решаюсь о них написать, потому что это может быть опасно для евреев, все еще находящихся в России. Теперь весь цивилизованный мир знает, что случается с советскими гражданами, если они игнорируют извращенные правила, с помощью которых руководители стремятся их себе подчинить.

Но был 1948 год, время нашей, так сказать, «первой любви», и нам было очень трудно понять и принять систему, в которой встреча матери с сыном, которого она не видела тридцать лет, да который, к тому же, член дипломатического корпуса и «персона грата» в Советском Союзе, приравнивается к государственному преступлению.
Как бы то ни было, в первую же субботу после вручения верительных грамот, все мы пешком отправились в главную московскую синагогу (другие две — маленькие деревянные строения); мужчины несли талесы молитвенники. Там мы увидели сто — сто пятьдесят старых евреев, разумеется, и не подозревавших, что мы сюда явимся, хотя мы и предупредили раввина Шлифера, что надеемся посетить субботнюю службу. По обычаю, в конце службы было произнесено благословение и пожелание доброго здоровья главным членам правительства — а потом, к моему изумлению, и мне. Я сидела на женской галерее, и когда было названо мое имя, все обернулись и смотрели на меня, словно стараясь запомнить мое лицо. Никто не сказал ни слова. Все только смотрели и смотрели на меня.

После службы я подошла к раввину, представилась, и мы несколько минут поговорили. Остальные члены миссии ушли вперед, и я пошла домой одна, вспоминая субботнюю службу и тех немногих, бедно одетых, усталых людей, которые, живя в Москве, все еще ходили в синагогу. Только успела я отойти, как меня задел плечом старый человек — и я сразу поняла, что это не случайно. «Не говорите ничего, — шепнул он на идише. — Я пойду вперед, а вы за мной». Немного не доходя до гостиницы, он вдруг остановился, повернулся ко мне лицом, и тут, на прохваченной ветром московской улице, прочел мне ту самую благодарственную молитву — «Шехехиану», ту самую, которую прочитал рабби Фишман-Маймон 14 мая в Тель-Авиве. Я не успела открыть рта, как старый еврей скрылся, и я вошла в гостиницу с полными слез глазами, еще не понимая, реальной была эта поразительная встреча или она мне пригрезилась.

Несколько дней спустя наступил праздник Рош-ха-Шана — еврейский Новый год. Мне говорили, что по большим праздникам в синагогу приходит гораздо больше народу, чем просто по субботам, и я решила, что на новогоднюю службу посольство опять явится в полном составе. Перед праздником, однако, в «Правде» появилась большая статья Ильи Эренбурга, известного советского журналиста и апологета, который сам был евреем. Если бы не Сталин, набожно писал Эренбург, то никакого еврейского государства не было бы и в помине. Но, объяснял он, «во избежание недоразумений» государство Израиль не имеет никакого отношения к евреям Советского Союза, где нет еврейского вопроса, и где в еврейском государстве нужды не ощущается. Государство Израиль необходимо для евреев капиталистических стран, где процветает антисемитизм. И вообще, не существует такого понятия — «еврейский народ». Это смешно, так же, как если бы кто-нибудь заявил, что люди с рыжими волосами или с определенной формой носа должны считаться одним народом. Эту статью прочла не только я, но и все евреи Москвы. И так же, как я, поскольку они привыкли читать между строк, они поняли, что их предупреждают: от нас надо держаться подальше. Тысячи евреев сознательно и отважно решили дать свой ответ на это мрачное предостережение — и этот ответ, который я видела своими глазами, поразил и потряс меня в то время и вдохновляет меня и теперь. Все подробности того, что произошло в тот новогодний день, я помню так живо, как если бы это было сегодня, и волнуюсь, вспоминая, ничуть не меньше, чем тогда. В тот день, как мы и собирались, мы отправились в синагогу. Все мы — мужчины, женщины, дети – оделись в лучшие платья, как полагается евреям на еврейские праздники. Но улица перед синагогой была неузнаваема. Она была забита народом. Тут были люди всех поколений: и офицеры Красной армии, и солдаты, и подростки, и младенцы на руках у родителей. Обычно по праздникам в синагогу приходило примерно сто-двести человек — тут же нас ожидала пятидесятитысячная толпа.

В первую минуту я не могла понять, что происходит, и даже — кто они такие. Но потом я поняла. Они пришли — добрые, храбрые евреи — пришли, чтобы быть с нами, пришли продемонстрировать свое чувство принадлежности и отпраздновать создание государства Израиль. Через несколько секунд они обступили меня, чуть не раздавили, чуть не подняли на руках, снова и снова называя меня по имени. Наконец, они расступились, чтобы я могла войти в синагогу, но и там продолжалась демонстрация. То и дело кто-нибудь на галерее для женщин подходил ко мне, касался моей руки, трогал или даже целовал мое платье. Без парадов, без речей, фактически — без слов евреи Москвы выразили свое глубокое стремление, свою потребность — участвовать в чуде создания еврейского государства, и я была для них символом этого государства. Я не могла ни говорить, ни улыбнуться, ни даже помахать рукой.
Я сидела неподвижно, как каменная, под тысячами устремленных на меня взглядов. Нет такого понятия — еврейский народ! — написал Эренбург. Евреям Советского Союза нет дела до государства Израиль! Но это предостережение не нашло отклика. Тридцать лет были разлучены мы с ними. Теперь мы снова были вместе, и, глядя на них, я понимала, что никакие самые страшные угрозы не помешают восторженным людям, которые в этот день были в синагоге, объяснить нам по-своему, что для них значит Израиль.

Служба закончилась, и я поднялась, чтобы уйти, — но двигаться мне было трудно. Такой океан любви обрушился на меня, что мне стало трудно дышать; думаю, что я была на грани обморока. А толпа все волновалась вокруг меня, и люди протягивали руки и говорили «наша Голда» и «шалом, шалом», и плакали. Две фигуры из всех я и теперь вижу ясно: маленького человека, все выскакивавшего вперед со словами: «Голделе, лебн золст ду, Шана това» (Голделе, живи и здравствуй, с Новым годом!) и женщину, которая только повторяла: «Голделе! Голделе!», улыбаясь и посылая воздушные поцелуи.
Я не могла бы дойти пешком до гостиницы, так что, несмотря на запрет евреям ездить по субботам и праздникам, кто-то втолкнул меня в такси. Но такси тоже не могло сдвинуться с места — его поглотила толпа ликующих, смеющихся, плачущих евреев. Мне хотелось хоть что-нибудь сказать этим людям, чтобы они простили мне нежелание ехать в Москву, недооценку силы наших связей. Простили мне то, что я позволила себе сомневаться — есть ли что-нибудь общее между нами. Но я не могла найти слов. Только и сумела я пробормотать, не своим голосом, одну фразу на идиш: «А данк айх вос ир зайт геблибен иден!» («Спасибо вам, что вы остались евреями!») И я услышала, как эту жалкую, не подходящую к случаю фразу передают и повторяют в толпе, словно чудесное пророчество. Наконец, еще через несколько минут, они дали такси уехать.

В гостинице все собрались в моей комнате. Мы были потрясены до глубины души. Никто не сказал ни слова. Мы просто сидели и молчали. Откровение было для нас слишком огромным, чтобы мы могли это обсуждать, но нам надо было быть вместе. Эйга, Лу и Сарра рыдали навзрыд, несколько мужчин закрыли лицо руками. Но я даже плакать не могла. Я сидела с помертвевшим лицом, уставившись в одну точку. И вот так, взволнованные до немоты, мы провели несколько часов. Не могу сказать, что тогда я почувствовала уверенность, что через двадцать лет я увижу многих из этих евреев в Израиле. Но я поняла одно: Советскому Союзу не удалось сломить их дух; тут Россия, со всем своим могуществом, потерпела поражение. Евреи остались евреями. Кто-то сфотографировал эту новогоднюю толпу — наверное, фотография была размножена в тысячах экземпляров, потому что потом незнакомые люди на улице шептали мне еле слышно (я сначала не понимала, что они говорят); «У нас есть фото!» Ну, конечно, я понимала, что они бы излили свою любовь и гордость даже перед обыкновенной шваброй, если бы швабра была прислана представлять Израиль. И все-таки я каждый раз бывала растрогана, когда много лет спустя русские иммигранты показывали мне эту пожелтевшую от времени фотографию, или ту, где я вручаю верительные грамоты — она появилась в 48-м году в советской печати и ее тоже любовно сохраняли два десятилетия.

В Иом-Киппур (Судный день), который наступает через десять дней после еврейского Нового года, тысячи евреев опять окружили синагогу — и на этот раз я оставалась с ними весь день. Помню, как раввин прочитал заключительные слова службы: «Ле шана ха баа б’Ирушалаим» («В будущем году в Иерусалиме») и как трепет прошел по синагоге, и я помолилась про себя: «Господи, пусть это случится! Пусть не в будущем году, но пусть евреи России приедут к нам поскорее!» Но и тогда я не ожидала, что это случится при моей жизни.

Некоторое время спустя я удостоилась чести встретиться с господином Эренбургом. Один из иностранных корреспондентов в Москве, англичанин, заглядывавший к нам по пятницам, спросил, не хочу ли я встретиться с Эренбургом. «Пожалуй, хочу, — сказала я, — мне бы хотелось кое о чем с ним поговорить», «Я это устрою», — обещал англичанин. Но обещание так и осталось обещанием. Несколько недель спустя, на праздновании Дня независимости в чешском посольстве он ко мне подошел. «Г-н Эренбург здесь, — сказал он, — подвести его к вам?» Эренбург был совершенно пьян — как мне сказали, такое с ним бывало нередко — и с самого начала держался агрессивно. Он обратился ко мне по-русски. — Я, к сожалению, не говорю по-русски, — сказала я. — А вы говорите по-английски? Он смерил меня взглядом и ответил: «Ненавижу евреев, родившихся в России, которые говорят по-английски». — А я, — сказала я, — жалею евреев, которые не говорят на иврите или хоть на идиш. Конечно, люди это слышали, и не думаю, чтобы это подняло их уважение к Эренбургу.

Гораздо более интересная и приятная встреча произошла у меня на приеме у Молотова по случаю годовщины русской революции, на который всегда приглашаются все аккредитованные в Москве дипломаты. Послов принимал сам министр иностранных дел в отдельной комнате. После того, как я пожала руку Молотову, ко мне подошла его жена Полина. «Я так рада, что вижу вас наконец! » — сказала она с неподдельной теплотой, даже с волнением.
И прибавила: «Я ведь говорю на идиш, знаете?» — Вы еврейка? — спросила я с некоторым удивлением. — Да! — ответила она на идиш. — Их бин а идише тохтер (я — дочь еврейского народа). Мы беседовали довольно долго. Она знала, что произошло в синагоге, и сказала, как хорошо было, что мы туда пошли. «Евреи так хотели вас увидеть», — сказала она. Потом мы коснулись вопроса о Негеве, обсуждавшегося тогда в Объединенных Нациях.
Я заметила, что не могу отдать его, потому что там живет моя дочь, и добавила, что Сарра находится со мной в Москве. «Я должна с ней познакомиться», — сказала госпожа Молотова. Тогда я представила ей Сарру и Яэль Намир; она стала говорить с ними об Израиле и задала Сарре множество вопросов о киббуцах — кто там живет, как они управляются. Она говорила с ними на идиш и пришла в восторг, когда Сарра ответила ей на том же языке. Когда Сарра объяснила, что в Ревивим все общее и что частной собственности нет, госпожа Молотова заметно смутилась. «Это неправильно, — сказала она. — Люди не любят делиться всем. Даже Сталин против этого. Вам следовало бы ознакомиться с тем, что он об этом думает и пишет». Прежде, чем вернуться к другим гостям, она обняла Сарру и сказала со слезами на глазах: «Всего вам хорошего. Если у вас все будет хорошо, все будет хорошо у всех евреев в мире». Больше я никогда не видела госпожу Молотову и ничего о ней не слышала.
Много позже Генри Шапиро, старый корреспондент Юнайтед Пресс в Москве, рассказал мне, что после разговора с нами Полина Молотова была арестована, и я вспомнила тот прием и военный парад на Красной площади, который мы смотрели накануне. Как я позавидовала русским — ведь даже крошечная часть того оружия, что они показали, была нам не по средствам. И Молотов, словно прочитав мои мысли, поднял свой стаканчик с водкой и сказал мне: «Не думайте, что мы все это получили сразу. Придет время, когда и у вас будут такие штуки. Все будет в порядке».

Но в январе 1949 года стало ясно, что русские евреи дорого заплатят за прием, который они нам оказали, ибо для советского правительства радость, с которой они нас приветствовали, означала «предательство» коммунистических идеалов. Еврейский театр в Москве закрыли. Еврейскую газету «Эйникайт» закрыли. Еврейское издательство «Эмес» закрыли. Что с того, что все они были верны линии партии? Слишком большой интерес к Израилю и израильтянам проявило русское еврейство, чтобы это могло понравиться в Кремле. Через пять месяцев в России не осталось ни одной еврейской организации и евреи старались не приближаться к нам больше. Я в то время наносила визиты другим послам в Москве и ожидала постоянного помещения. Наконец нам предоставили дом, двухэтажный особняк с большим двором, где размещалось несколько маленьких зданий, пригодных для жилья. Трудно мне было не думать о том, что происходит в Израиле, и трудно было рассуждать об обстановке для нового дома на обедах и файф оклоках, которые мне приходилось посещать. Но чем скорее мы переедем, тем лучше! — и я послала Эйгу в Швецию купить мебель, занавеси и лампы. Нелегко было найти то, что нам нужно по тем ценам, которые мы могли себе позволить, по Эйга за несколько недель великолепно с этим справилась и обставила семь спален, приемную, столовую, кухню и все кабинеты — недорого и мило. Кстати, уезжая в Стокгольм, она захватила с собой все наши письма в чемодане, но по дороге решила, что Израилю нужна настоящая «сумка дипкурьера» и заказала ее по спецобразцу в стокгольмском магазине. Купила она для нас и теплую одежду, и консервы.
За семь месяцев, что я была послом в Москве, я возвращалась в Израиль дважды, и каждый раз с таким чувством, будто возвращаюсь с другой планеты. Из огромного холодного царства всеобщей подозрительности, враждебности и молчания я попадала в тепло маленькой страны — все еще воюющей, стоящей перед огромными трудностями, но открытой, преисполненной надежд, демократической и моей собственной — и каждый раз я отрывалась от нее с трудом.

В первый же мой приезд — после выборов в январе 1949 года — Бен-Гурион спросил, не войду ли я в кабинет, который он тогда формировал. «Я хочу, чтобы ты была министром труда», — сказал он. Партия труда, Мапай, одержала сокрушительную победу на выборах, завоевав 35% всех голосов (на 20% больше, чем Мапам, ее ближайшая соперница), при том, что в голосовании приняло участие 87% всех имеющих право голоса. Первое правительство государства представляло коалицию, куда вошли: Объединенный религиозный фронт, Прогрессивная партия и сефарды (крошечная партия, представлявшая интересы так называемых восточных евреев). Религиозный блок восстал было против назначения женщины министром, но через некоторое время пошел на уступки, согласившись, что в древнем Израиле Дебора была судьей — что во всяком случае равнялось министру, если не больше. Религиозный блок возражал против моего назначения (потому что я женщина) и в пятидесятые годы, когда я была кандидатом в мэры Тель-Авива – и в этом случае, в отличие от 49 года, победа осталась за ним.
Как бы то ни было, предложение Бен-Гуриона очень меня обрадовало. Наконец-то я буду жить там, где хочу, делать то, что я больше всего хочу, притом на этот раз — то, что я по-настоящему умею. Конечно, ни я, ни другие члены правительства еще не знали, что, собственно, входит в юрисдикцию министерства труда. Но более благодарной и конструктивной работы, чем эта, в которую, кроме всего прочего, во всяком случае, входило трудоустройство и расселение сотен тысяч эмигрантов, которые уже начали приезжать в Израиль, я и представить себе не могла.
Я сейчас же, ни минуты не колеблясь, дала Бен-Гуриону согласие и никогда об этом не пожалела. Те семь лет, что я была министром труда, были, без сомнения, самым счастливым временем моей жизни. Эта работа приносила мне глубокое удовлетворение. Но перед тем, как окунуться в эту работу, я должна была вернуться в Москву еще на несколько недель. И очень скоро благотворное влияние путешествия домой сошло на нет. Явное социальное неравенство, общий страх, изоляция, в которой пребывал дипломатический корпус, — все это угнетало меня неимоверно, и к этому присоединялось чувство вины, что я-то скоро уеду, а Намир, Левави и все прочие останутся. Сарра и Зехария очень хотели уехать, как и Лу, но им предстояло провести в посольстве еще несколько месяцев. У меня началась серия прощальных приемов. Я простилась с немногими советскими официальными лицами, лично мне известными. Эти люди всегда были вежливы и, в девяти случаях из десяти, всегда уклончивы, отвечая на наши запросы. Однако с нами обходились не хуже (если не лучше), чем с другими дипломатическими миссиями и, как и те, мы постепенно привыкли к полному отсутствию утвердительных ответов — да и ответов вообще. Конечно, больше всего мне хотелось сказать евреям не «прощайте», а «до свидания», но почти никто не отважился появляться в посольстве, да и в синагоге больше не было толпы.

Голда Меир. Моя жизнь

(ивр. גולדה מאיר‎), фамилия по мужу — Меерсон (ивр. מאירסון‎), урождённая Мабович (ивр. מבוביץ׳‎, 3 мая 1898, Киев, Российская империя — 8 декабря 1978, Иерусалим, Израиль) — израильский политический и государственный деятель, 5-й премьер-министр Израиля, министр внутренних дел Израиля, министр иностранных дел Израиля, министр труда и социального обеспечения Израиля.

Голда Меир родилась в Киеве, в Российской империи, в бедной еврейской семье. В семье было восемь детей, пятеро из которых (четыре мальчика и девочка) умерли в младенчестве, выжили только Голда и две её сестры, старшая Шейна (1889—1972) и самая младшая Клара (первоначально Ципка). Её отец Мойше-Ицхок (Моисей) Мабович работал плотником, а мать Блюма Мабович (в девичестве Найдич) работала кормилицей. Начало XX века в России ознаменовалось еврейскими погромами, поэтому многие евреи в России не чувствовали себя в безопасности. В 1903 году Мабовичи вернулись в Пинск, в дом бабушки и дедушки Голды.

1904. Голда Меир, первый известный портрет в Пинске.

В том же году Моисей Мабович уехал на заработки в США. Через три года (1906) Голда с сёстрами и матерью присоединились к нему в Америке. Здесь они поселились на севере страны в городе Милуоки, штат Висконсин. В четвёртом классе Голда с подругой Региной Гамбургер (Regina Hamburger) организовали «Американское общество юных сестёр» для сбора денег на учебники для нуждающихся в них школьников. Речь маленькой Голды поразила собравшихся людей, и собранных денег хватило на учебники. Местная газета вышла с фотографией председателя Общества юных сестёр — это был первый снимок Голды Меир, напечатанный в газете.

1911. Голда Меир в 8-м классе в 4-й школе в Милуоки, Висконсин

В 1912 году Голда окончила школу первой ступени, и решила продолжить обучение в Денвере. У неё не было денег на билет, и девочка стала «учителем» английского языка для новых эмигрантов за 10 центов в час. Родители возражали против её планов, но четырнадцатилетняя Голда всё-же поехала в Денвер, оставив родителям записку с просьбой не беспокоиться. В Денвере жила старшая сестра Голды Шейна с мужем Шамаем Корнгольдом и дочерью Юдит. В то время в Денвере находилась единственная в стране больница для евреев-эмигрантов, некоторые из пациентов этой больницы дружили с семьей Корнгольдов и бывали у них в гостях. Среди них были и сионисты. Этот период в жизни Голды Меир сильно повлиял на её взгляды. В Денвере Голда встретила и своего будущего мужа Мориса Меерсона. Сама Меир пишет об этом в автобиографии:

Во всяком случае, долгие ночные споры в Денвере сыграли большую роль в формировании моих убеждений и в моём приятии или неприятии разных идей. Но моё пребывание в Денвере имело и другие последствия. Среди молодых людей, часто приходивших к Шейне, одним из самых неразговорчивых был тихий и милый Морис Меерсон.

Сестра Шейна считала Голду ещё ребенком и была с ней строга. Однажды у них случился крупный скандал, и Голда покинула дом Шейны. Она устроилась работать в ателье и снимала небольшую комнату. Спустя год отец прислал ей письмо, в котором писал: «Если тебе дорога жизнь твоей матери, ты должна немедленно вернуться домой». В 1914 году Голда была вынуждена вернуться в Милуоки.

1914 Юность в Милуоки, США, 1914

1914. Голда Меир с Сэди Гершон в Милуоки

Их жизнь наладилась, отец нашел постоянную работу, семья переехала в новую квартиру на Десятой улице. Голда поступила в среднюю школу, которую закончила в 1916 году, и в том же году поступила в учительский колледж в Милуоки. В 17 лет она вступила в левую сионистскую организацию Поалей Цион тред-юнионистского направления.

1916. Голда Меир и преподаватели еврейской народной школы в городе Милуоки

1916. Голда Меир и школьники еврейской народной школы в городе Милуоки

1917. Голда Меир

24 декабря 1917 года состоялась её свадьба с Морисом Меерсоном, разделявшим её социалистически-сионистские взгляды.

1918. Голда Меир с мужем Моррисом Майерсоном.

1919. Голда Меир (как Статуя Свободы) на конкурсе в «Поалей Цион» (Рабочие Сиона)

1919. Голда Меир на конкурсе в «Поалей Цион» (Рабочие Сиона) в Милуоки

1919. Голда Меир на конкурсе в «Поалей Цион» (Рабочие Сиона)

1920. Голда Меир.

В 1921 году Голда репатриировалась в подмандатную Палестину с мужем, Морисом Меерсоном. Приняла фамилию Меир будучи на государственной службе, по настоянию главы правительства Израиля Давида Бен-Гуриона в 1956 году.

1921. Голда Меир в кибуце Мерхавия

1921. Голда Меир кормит кур в кибуце Мерхавия

В 1921—1924 годах работала в кибуце Мерхавия в Изреэльской долине. Её муж Морис заболел малярией, и чете Меерсон пришлось оставить кибуц. В конце 1924 года Морис получил плохо оплачиваемую работу бухгалтера в Иерусалиме. Они нашли маленький домик из двух комнат без электричества. Готовить приходилось на примусе в сарае. Их первенец Менахем появился на свет 23 ноября 1924 года, а спустя два года родилась дочка Сарра. Чтобы платить за дом, Голда брала в стирку белье, которое стирала в корыте, нагревая воду во дворе. Ее стремление к общественной работе нашло выход в 1928 году, когда она возглавила женский отдел Всеобщей федерации трудящихся. Работала на различных должностях на государственной службе, прежде чем была избрана в первый Кнессет в 1949 году. С 1929 года часто совершала заграничные поездки. в 1938 году была наблюдателем на Эвианской конференции.

1930. Голда Меир в гостях у британской лейбористской партии

1932 Голда Меир во время своей миссии в США

1932. Голда Меир в Милуоки для выступления с благотворительной речью

1935. Голда Меир на заседании Лейбористской партии в Палестине

1947. Голда Меир в качестве председателя политотдела Еврейского агентства

1947. Голда Меир и футбольная команда Апоэль

14 мая 1948 года Голда Меерсон была в числе 38 человек, подписавших Декларацию независимости Израиля, и среди них две женщины: Голда и Рахель Коэн-Каган. Голда Меир пишет в своих воспоминаниях:

Государство Израиль! Глаза мои наполнились слезами, руки дрожали. Мы добились. Мы сделали еврейское государство реальностью, — и я, Голда Мабович-Меерсон, дожила до этого дня. Что бы ни случилось, какую бы цену ни пришлось за это заплатить, мы воссоздали Еврейскую Родину. Долгое изгнание кончилось.

1948. Голда Меир подписывает провозглашение независимости Израиля

На следующий день Израиль подвергся нападению со стороны соединённых армий Египта, Сирии, Ливана, Иордании и Ирака. Началась война за независимость Израиля.

Молодому государству, атакованному арабскими соседями, потребовалось большое количество оружия. Первым государством, признавшим Израиль де-юре, стал СССР, он же и стал первым крупным поставщиком оружия в страну.

В июне 1948 года Голда Меерсон была назначена первым послом Израиля в СССР, и 3 сентября прибыла в Москву. Занимала этот пост до марта 1949 года.

1948. Голда Меир вручает свои верительные грамоты Власову

Её недолгое пребывание на этом посту ознаменовалось восторженной встречей, устроенной огромной толпой евреев во время посещения ею московской синагоги. Это событие отображено на израильских банкнотах достоинством 10 000 шекелей и 10 новых шекелей.

1948. Голда Меир с Иваном Алексеевичем Власовым, заместителем председателя Верховного Совета СССР

Голда Меир прекрасно говорила по-русски. На приёме в Кремле супруга В. М. Молотова, Полина Жемчужина, обратилась к ней на идиш со словами: «Я еврейская дочь!» (идиш Ich bin a yiddishe Tochter!). Затем две женщины обменялись подарками. В частности, жена Молотова подарила Голде Меир норковую шубу из Гохрана, за что (и совсем не за эту мелочь, а за участие в работе Еврейского комитета) позднее была арестована по личному приказу Сталина.

1948. Голда Меир с Моше Шаретом и советским послом Ершовым

1948. Голда Меир с Моше Шаретом после ее назначения послом в СССР
Министр труда с 1949 по 1958 годы.

1949. Голда Меер

1949
Министр иностранных дел с 1958 по 1966 годы.

1950. Голда Меир и Беба Идельсон на Генеральной Ассамблее ООН
5 февраля 1950

1950. Голда Меир и дети Шфаима

1950. Голда Меир, министр труда

1951 В Аргентине с Эвой Перон, 9 апреля 1951

1956. Голда Меир с Элеонорой Рузвельт в ООН

1956. Портрет Голды Меир, министра иностранных дел

1958. Голда Меир в Организации Объединенных Наций

1958. Голда Меир и министр иностранных дел Селвин Ллойд

1959. Голда Меир с российским послом Бодровым на дипломатической приеме

1960. Голда Меир танцует с миссис Джомо Кениятта в Кении

1962 Визит в США (1962). С президентом Джоном Кеннеди.

1962. Голда Меир с президентом Джоном Ф. Кеннеди в Белом доме.

1968. Голда Меир садится в автобус

1969. Голда Меир, премьер-министр

Голда Меир стала премьер-министром Израиля 17 марта 1969 года после смерти Леви Эшколя. Её правление было омрачено распрями внутри правящей коалиции, серьёзными разногласиями и спорами, работой над стратегическими ошибками правительства и общей нехваткой лидерства, что в 1973 году привело к неудачам в Войне Судного дня. Голда Меир оставила лидерство своему преемнику Ицхаку Рабину.

1969. Голда Меир в Белом доме на торжественном ужине с президентом и миссис Никсон

1969. Голда Меир с Залманом Шазаром, президентом Израиля

1969. Голда Меир, новый премьер-министр, Игаль Алон и президент Шазар

1969. Дети приветствуют Голду Меир в аэропорту Филадельфии

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Меир.

Го́лда Ме́ир (ивр. ‏גולדה מאיר ‏‎‎ ‎), фамилия по мужу - Меерсон (ивр. ‏מאירסון ‏‎‎ ‎), урождённая Мабович (ивр. ‏מבוביץ׳ ‏‎‎ ‎, 3 мая 1898, Киев, Российская империя - 8 декабря 1978, Иерусалим, Израиль) - израильский политический и государственный деятель, 5-й премьер-министр Израиля, министр внутренних дел Израиля, министр иностранных дел Израиля, министр труда и социального обеспечения Израиля.

Ранние годы

Голда Меир родилась в Киеве, в Российской империи, в бедной еврейской семье. В семье было восемь детей, пятеро из которых (четыре мальчика и девочка) умерли в младенчестве, выжили только Голда и две её сестры, старшая Шейна (1889-1972) и самая младшая Клара (первоначально Ципка). Её отец Мойше-Ицхок (Моисей) Мабович работал плотником, а мать Блюма Мабович (в девичестве Найдич) работала кормилицей. Начало XX века в России ознаменовалось еврейскими погромами, поэтому многие евреи в России не чувствовали себя в безопасности. В 1903 году Мабовичи вернулись в Пинск, в дом бабушки и дедушки Голды.

В том же году Моисей Мабович уехал на заработки в США. Через три года (1906) Голда с сёстрами и матерью присоединились к нему в Америке. Здесь они поселились на севере страны в городе Милуоки, штат Висконсин. В четвёртом классе Голда с подругой Региной Гамбургер (Regina Hamburger) организовали «Американское общество юных сестёр» для сбора денег на учебники для нуждающихся в них школьников. Речь маленькой Голды поразила собравшихся людей, и собранных денег хватило на учебники. Местная газета вышла с фотографией председателя Общества юных сестёр - это был первый снимок Голды Меир, напечатанный в газете.

Жизнь в Денвере

Во всяком случае, долгие ночные споры в Денвере сыграли большую роль в формировании моих убеждений и в моём приятии или неприятии разных идей. Но моё пребывание в Денвере имело и другие последствия. Среди молодых людей, часто приходивших к Шейне, одним из самых неразговорчивых был тихий и милый Морис Меерсон.

Сестра Шейна считала Голду ещё ребенком и была с ней строга. Однажды у них случился крупный скандал, и Голда покинула дом Шейны. Она устроилась работать в ателье и снимала небольшую комнату. Спустя год отец прислал ей письмо, в котором писал: «Если тебе дорога жизнь твоей матери, ты должна немедленно вернуться домой». Голда была вынуждена вернуться в Милуоки.

Сионистская деятельность

В 1914 году Голда вернулась в дом своих родителей в Милуоки. Их жизнь наладилась, отец нашел постоянную работу, семья переехала в новую квартиру на Десятой улице. Голда поступила в среднюю школу, которую закончила в 1916 году, и в том же году поступила в учительский колледж в Милуоки. В 17 лет она вступила в левую сионистскую организацию Поалей Цион тред-юнионистского направления. 24 декабря 1917 года состоялась её свадьба с Морисом Меерсоном, разделявшим её социалистически-сионистские взгляды.

Репатриация в Страну Израиля

Репатриировалась в подмандатную Палестину с мужем, Морисом Меерсоном в 1921 году. Приняла фамилию Меир будучи на государственной службе, по настоянию главы правительства Израиля Давида Бен-Гуриона в 1956 году.

До провозглашения независимости Израиля

В 1921-1924 годах работала в кибуце Мерхавия в Изреэльской долине. Её муж Морис заболел малярией, и чете Меерсон пришлось оставить кибуц. В конце 1924 года Морис получил плохо оплачиваемую работу бухгалтера в Иерусалиме. Они нашли маленький домик из двух комнат без электричества. Готовить приходилось на примусе в сарае. Их первенец Менахем появился на свет 23 ноября 1924 года, а спустя два года родилась дочка Сарра. Чтобы платить за дом, Голда брала в стирку белье, которое стирала в корыте, нагревая воду во дворе. Ее стремление к общественной работе нашло выход в 1928 году, когда она возглавила женский отдел Всеобщей федерации трудящихся. Работала на различных должностях на государственной службе, прежде чем была избрана в первый Кнессет в 1949 году. С 1929 года часто совершала заграничные поездки. в 1938 году была наблюдателем на Эвианской конференции.

Политическая карьера

Государство Израиль! Глаза мои наполнились слезами, руки дрожали. Мы добились. Мы сделали еврейское государство реальностью, - и я, Голда Мабович-Меерсон, дожила до этого дня. Что бы ни случилось, какую бы цену ни пришлось за это заплатить, мы воссоздали Еврейскую Родину. Долгое изгнание кончилось.

Посол в Москве

Голда Меир прекрасно говорила по-русски. На приёме в Кремле супруга В. М. Молотова, Полина Жемчужина, обратилась к ней на идиш со словами: «Я еврейская дочь!» (идиш Ich bin a yiddishe Tochter! ). Затем две женщины обменялись подарками. В частности, жена Молотова подарила Голде Меир норковую шубу из Гохрана, за что (и совсем не за эту мелочь, а за участие в работе Еврейского комитета) позднее была арестована по личному приказу Сталина.

В период пребывания Голды Меир на посту Посла Израиля в Москве были закрыты Еврейский Антифашистский комитет, газета «Эйникайт», издательство «Дер Эмес», арестованы крупнейшие деятели еврейской культуры, их книги изъяты из библиотек.

Министр труда и социального обеспечения

Министр труда и социального обеспечения с 1949 по 1956 годы.

Министр иностранных дел

Министр иностранных дел с 1956 по 1966 годы.

Премьер-министр

Мюнхенская Олимпиада

Основные статьи: Теракт на мюнхенской Олимпиаде , Операция «Гнев Божий»

После расстрела боевиками палестинской организации «Черный сентябрь» олимпийской сборной Израиля Голда Меир приказала Моссаду разыскать и уничтожить всех причастных к теракту.

Война Судного дня

Египет и Сирия начали войну неожиданно и согласованно, решив «стереть Израиль с лица Земли». Атака арабских соседей была произведена в день ежегодного еврейского поста Йом-Киппур, когда все предприятия и учреждения Израиля закрыты, не работает общественный транспорт, радио и телевидение, а большинство еврейского населения страны воздерживается от еды и питья и проводит день в синагоге. Лишь с огромным трудом удалось отбить египтян и сирийцев. Израиль закончил войну, разгромив вторгшиеся арабские армии на подступах к столице Сирии Дамаску, и окружив значительные египетские силы на африканском берегу Суэцкого канала.

Отставка

После инициированной президентом Египта Анваром Садатом войны Судного дня 3 июня 1974 года кабинет министров во главе с Голдой Меир ушёл в отставку. Преемником Голды Меир на посту премьер-министра Израиля стал Ицхак Рабин. На этом политическая карьера Голды Меир была закончена.

Конец жизни

Награждена медалью «За освобождение Иерусалима» (1971).

Умерла от лимфомы 8 декабря 1978 года в Иерусалиме и похоронена на Горе Герцля там же. В Нью-Йорке ей установлен памятник.

В литературе и кино

В 1982 году в Великобритании был снят художественный фильм «Женщина по имени Голда», в котором роль Голды Меир исполнила знаменитая шведская актриса Ингрид Бергман (последняя роль в жизни Бергман).

Персонаж фильма «Меч Гидеона» («Sword of Gideon», 1986) об уничтожении террористов «Черного сентября». Роль сыграла Коллин Дьюхёрст.

Эпизодическую роль Голды Меир сыграла Линн Коэн в художественном фильме «Мюнхен» («Munich», 2005).

Голда Меир упоминается в двух песнях Владимира Высоцкого:

«Лекция о международном положении» («Вот место Голды Меир мы прохлопали, - А там - на четверть бывший наш народ». )
«Мишка Шифман» («Мишка также сообщил по дороге в Мневники: „Голду Меир я словил в радиоприёмнике“».

Галерея

Голда в 10 лет

Юность в Милуоки, США, 1914

Плакат, надпись на идиш: "Твоя древняя Новая земля рассчитывает на тебя! Присоединяйся к еврейскому Легиону". Голда не могла не присоединиться

Голда работает в кибуце Мерхавия